Основания с человеческим лицом

Задумываясь об истоках того или иного феномена материального мира, рациональное знание усомневает любые начала. Обязательно найдется аргумент в пользу относительности любой гипотезы о началах: всегда можно изыскать что-то, что предшествовало началу и его породило, обусловило.

Насколько же усложняется задача для исследователей мира нематериального – мира психических феноменов, и, в том числе, феноменов коллективной психологии. Наций и народов, например. Ответ на вопрос о сути и характере таких феноменов обязательно предполагает и визию их истоков. Так что, в сущности, оказывается невозможным ответ относительно приоритета в паре «курицы и яйца» – то есть проявленного феномена коллективной идентичности и представлений о ее происхождении.

Неспроста национальная память – краеугольный камень национальной идентификации. Черты и качества такой идентичности наиболее естественно описывать, предъявляя исторические нарративы. В них герои, святые, пророки, мыслители, просветители т.д. выражают своей активностью черты нации, а нация, в свою очередь, самоопределяется, следуя и подражая значимым фигурам своей истории.

За человеком следовать как-то проще и понятнее, нежели за абстрактным принципом или законом истории. Трогательная в своей буквальности верность героям истории подразумевает, однако, взаимность: увАживая героя, рассчитывают на его покровительство.

Сама структура этих отношений – феодальная по существу. Не так важно, что суверен в этом случае – не реальный человек, а образ, выстроенный историками и другими бойцами дискурсивного фронта. И покровительство, которое он может оказать, конечно же, не акт его воли с того света (пусть верующие будут возражать). Его покровительство – в самом факте устойчивого присутствия данного образа в коллективной образности, в ассоциативных рядах, в структурах совместной коммеморации.

Нет суверена и нет вассала, а есть отношения между ними; то же самое можно сказать и о символическом покровителе нации. Не так он сам по себе важен, как отношение к нему народа, признавшего его своим покровителем. Это отношение говорит, конечно, о самом народе.

Ведь одно дело, если символическим покровителем, как у монголов и казахов, становится Чингисхан. Ясой и своими политико-организационными решениями он создал социальную матрицу, с которой и поныне ассоциируют себя эти народы. Даже на уровне генетическом он оставил впечатляющий след среди этих народов, заслуживая признание, в некотором смысле, и как их прародитель.

Совершенно другое дело – святой Иаков или святой Патрик, почитаемые как небесные покровители, соответственно, испанцев и ирландцев. Этическое и метафизическое послание, переданное этими святыми, оказалось в коллективной памяти и самоопределении народов наиболее важным. Куда важнее, чем организационные основания и структуры государственности, и тем более кровная причастность.

Воплотить этические идеалы в организационные решения смогли Отцы-основатели США, что обусловило их место в пантеоне американского народа. Впрочем, хронологически, да и по практикам коммеморации эти образы американской истории явно выбиваются из «феодальной» традиции. Как провозвестники Модерна, они открывают тренд переоснований (укр. перезаснування) наций. Но если в Америке такое переоснование проходило на новой земле с переменным этническим составом, то в Старом Свете переоснование не отражало принципиальных перемен в географии и демографии. Зато изменялся политический идеал и самоосознание наций.

Ярчайший пример – культ памяти Кемаля Ататюрка как основателя национального турецкого государства. Или… Степана Бандеры как пропагандиста национальной идеи среди украинцев середины ХХ века. Их потомки артикулируют свое отношение к этой фигуре красноречивым флеш-мобом «Батько наш Бандера». Но все же более устойчивое и традиционное для украинцев почитание Батька Тараса, чьи портреты веками украшают хаты простых селян наряду с иконами.

Притом Шевченко, как и Бандера – провозвестник модерна, борец за переоснование Украины сообразно политическому идеалу «Весны народов». А основание ее, подлинные истоки ее лежат гораздо глубже, в архаичных и феодальных пластах ее истории. Мы же не американцы, прибывшие на новую землю готовыми людьми Нового времени. Мы автохтоны этой Ойкумены. Подтверждением чему служит чувство причастности к истокам, которые древнее либеральных идей и национальной доктрины, – к наследию Киевской Руси.

Память об этом наследии то актуализировалась (как во времена Петра Могилы), то затиралась другими коммеморативными доминантами (как в эпоху Гетьманщины). Динамика и логика этих перемен подлежит исследованию, образцом которого может служить блестящая книга А. Толочко «Киевская Русь и Малороссия в ХІХ веке». И внимание к этой теме в современной Украине отнюдь не случайно.

Его симптомом, в частности, стало появление нового праздника – Дня украинской державности, который отныне будет праздноваться 28 июля (до недавнего времени – День Крещения Киевской Руси-Украины). В этот день христиане почитают память равноапостольного князя Владимира. Его роль в укреплении основ государственности проявилась прежде всего в факте крещения Киевской Руси.

Акцент на этом историческом событии как вектор политики памяти в Украине не впечатлил результатами. Праздновали День Крещения Киевской Руси-Украины в основном люди воцерковленные (плюс чиновники), а всенародным праздником он так и не стал. Предоставление выходного 28 июля может поправить ситуацию. Однако настоящим праздником этот день станет только тогда, когда будет эмоционально «присвоен» украинцами. Акцент на фигуре князя Владимира может поспособствовать этому лучшим образом. Ведь людям свойственно реагировать прежде всего на людей: так уж устроены структуры коммеморации.

Интересно, что равноапостольный Владимир – в той же мере христианский святой, что и святой Патрик. Но день святого Патрика празднует молодежь по всему миру, а день равноапостольного Владимира – относительно небольшая группа людей старшего возраста и воцерковленные. Первый традиционно связан с распитием алкогольных напитков (благодаря отдельному разрешению западной Церкви!). Хотя именно святому Владимиру приписывается известный тезис о роли алкоголя в веселии на Руси, мало кто в эти дни поминает его медами и пивом…

Возможно, причина в атеистическом мировосприятии украинцев? Однако же репутация самой атеистической страны Европы не мешает Чехии праздновать день святого Вацлава как общенациональный праздник, День чешской государственности. И религиозные церемонии являются важной составляющей этого праздника. Как и в День святого Иштвана в Венгрии. А ведь эти святые очень напоминают нашего святого Владимира по реализованной ими миссии Крещения своих народов. Да и были они все практически современниками.

Как показывает европейский опыт, обращение к Основателям не несет угрозы динамике развития и задачам модернизации. Однако погоня за ускользающим идеалом модернизации неизбежно питает контртренд – тягу к истокам.

Попытки переоснования Украины следуют одна за одной уже не первое столетие, и их нельзя назвать провальными. Во всяком случае, украинцам в процессе национального самоутверждения удалось гораздо больше, чем каталонцам или курдам. Не потому ли в современной политической повестке риторика переоснования Украины по-прежнему занимает почетное место и не собирается уступать его. Возможно, консервативные ориентиры коммеморативных практик могли бы уравновесить неизбывную революционность политической повестки в Украине. Или хотя бы напомнить о перспективе longue durée, которая – безусловная ценность нашей Ойкумены.

Версия статьи на английском языке здесь